Loading. Please wait...

МИР НАТАЛЬИ ГОНЧАРОВОЙ: ВНУТРЕННЯЯ ПОДСВЕТКА.

Александр Секацкий, философ, писатель и публицист.

Живопись, рассыпающаяся на отдельные опусы, теряет внутренний магический заряд независимо от того, является ли ее предметом покосившаяся лачуга, цветы в вазе или сюжеты из Писания. Или, например, Святая Земля, где и живет художница Наталья Гончарова-Кантор. А связующей нитью для предъявления миру произведений всегда является личная история– быть может, вымышленная, настаивающая на запоминающемся сюжете, но с биографическими вкраплениями и именно личная – и потому благосклонно принимаемая миром. Ведь она омывает опусы-приношения как подземная влага омывает корни растений, обеспечивая им долгую жизнь, мы помним такую, порой самую незатейливую историю и во имя мастеров (это наша им благодарность) и во имя собственного правильного восприятия. Такая событийная канва с мифологическими виньетками есть не только у Леонардо и Ван Гога, но и у каждого художника, если он Художник. Или она.

Что входит в историю? Несколько судьбоносных встреч, эхо странствий, последовательность воплощенных впечатлений, образующая уникальный узор и, конечно, любовь. Бытие художника на земле складывается из единства такой личной истории, и произведений, подтверждающих ее, будь то стихотворения, фильмы, спектакли или живописные работы. И художница Гончарова обладает своей неповторимой монограммой присутствия, а ее приношение в целом напоминает таинственный витраж, где одно просвечивает через другое: детские воспоминания через избранные пейзажи, сокровенные движения души – через иконописный канон или изображенных животных, которые неожиданно узнаваемы– и это высший живописный эффект. И еще внутренняя подсветка, как раз и отвечающая за единство витража во времени: в творчестве Натальи Гончаровой она неизменно присутствует, причем присутствует и как отличительная черта, и как универсальная установка, побуждающая художницу браться за кисть, за карандаш или, быть может, за фотокамеру. Тогда возникает светящаяся траектория для глубинной навигации. На поверхности оказывается нечто живописное, притягивающее взор (хотя и тут выбор художницы непредсказуем), но отовсюду просвечивает очарованность миром в его избранных ракурсах, в потайных соблазнах и точных попаданиях, как если бы увиденное здесь и сейчас было только поводом высказаться, снабдив при этом произведение высказывание вопросительным знаком…

Ведь если правильно задать вопрос о себе и затем внимательно присмотреться к какой-нибудь внезапной воплощенности сущего – ответ непременно последует. И если ты этот ответ правильно расшифруешь, то для каждого он окажется ответом на вопрос о себе…

Вот перед нами на полотнах старый Иерусалим, можно сказать, вечный Иерусалим. Узнаваем ли он? В конце концов да, как и все у Натальи. Но содержание сообщения и сила воздействия исходят из внутренней подсветки: конечно, увидеть так и увидеть такое может лишь Гончарова – и наверное тот, кто последует за преломлением проекций и игрой солнечных зайчиков-бликов. Понятно, что такого Иерусалима никто еще не знал и не видел, даже живущие в нем как в своем родном привычном месте – впрочем, может они в первую очередь и  не видели такого города. Но теперь путь зрению открыт, причем самым надежным способом, через прозрение художника.

Итак, пейзажи, опирающиеся на подсказки действительности, вариации по мотивам Иосифа Бродского, опирающиеся на подсказки поэзии и вообще все, что попало в поле зрения творца и запечатлелось в нем (и передано нам как приношение) подключено к свету, идущему неизвестно откуда: быть может, его источник – в коротком замыкании детских смешных обид и откровений свыше. И кажется, нет особой разницы, откуда приходит ситуативная подсказка, откуда берется повод – настолько преобладает влияние собственной внутренней музыки – и сказки странствий, начавшейся когда-то в Харькове, продолженной в Одессе и продолжающейся по сей день.

Живописное многообразие мира само по себе ничего не диктует и не предписывает Наталье, сказываясь, в основном, в деталях Витража. Не исключено, что именно поэтому возникает запрос на строгую духовную дисциплину и стремление к самоограничению, к принятию канона – путь к иконописи, всегда чрезвычайно трудный для художника, который как никто другой понимает слова, сказанные на Голгофе: «да свершится Твоя воля, а не моя». В этом драматизм и творческого пути и пресуществленной личной истории Натальи Гончаровой-Кантор, без которой витражи погрузились бы в полутьму и неразличимость. Но драматизм и надлом очень даже пригодны в качестве творческого топлива, а художник, настоящий художник, есть демиург собственных миров, но отнюдь не кузнец своего счастья – так уж устроен этотмир. Мы все в нем живем, и благодарны за каждое приглашение к прозрению. Благодарны настоящему художнику, Наталье Гончаровой.

Story Details Details Like

Share it on your social network:

Or you can just copy and share this url